"Поэтическое убежище". Правда кривых зеркал.
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
ЛЮБОВЬ ЯРОВОЙ
Депутат Ирина Яровая принадлежит к уникальному отряду людей, который сегодня в России представлен не то чтобы широко (по моим ощущениям, эта прослойка во всех социумах одинаково тонка), но занял ведущие позиции во власти. Главная особенность этого отряда – бескорыстное, чисто эмоциональное, не вполне мотивированное желание сделать другим плохо.
Эти люди наслаждаются процессом, никакой выгоды не получают, но им искренне, даже по-детски нравится мучить ближних, устанавливать в подведомственном обществе наихудшие правила, травить, доносить, усложнять простейшие процедуры, никуда не пускать, провоцировать отвратительные эмоции.
У нас в доме тоже есть такая женщина, она называет себя старшей по подъезду, хотя никто ее никуда не выбирал. Она целыми днями шляется по квадрату двора в потрепанном халате (зимой – в пуховике) и записывает, кто, с кем и во сколько пришел. Одним она запрещает курить, другим – парковаться и всех материт, а при попытке поставить ее на место обращается в полицию. Надо отдать полиции должное – там ее тоже ненавидят.
Ирина Яровая продвигает (точней, уже продвинула) законопроект, согласно которому одним из главных преступлений становится недонесение. То есть, если вы знали о ком-то что-то дурное и не донесли, вас могут не выпустить за границу. Это касается всех – ваших родственников и друзей, например. Атмосфера всеобщего доносительства в стране необходима именно потому, что всем должно быть плохо, все должны друг друга подозревать и ненавидеть – тогда разобщенность достигнет клинического уровня и никто не сможет объединиться против нынешней системы власти. Оно, конечно, разумно, но ведь и для позитивных целей – строительства там или защиты той же самой власти – тоже никто не захочет объединиться. И какое будущее они собрались строить с такой атмосферой в стране? Ирина Яровая хочет, чтобы доминирующими эмоциями в России стали ненависть, страх и отчаяние. Ей так хочется. Ей это приятно.
Отсюда призывы запретить все, что еще не запрещено, и угрозы в адрес несуществующих либералов. Отсюда сталкивание лбами тех, кто выходит с фотографиями «Бессмертного полка», и тех, кто осмеливается критиковать начальство. Отсюда все думские инициативы последнего времени – среди них нет ни единой смягчающей и разрешительной. Отсюда воинственная риторика Путина и шуточки Рогозина. Всё – для того, чтобы малейшая попытка человечности рассматривалась как подрыв суверенитета. Ирина Яровая в этой атмосфере цветет.
Почему? Не знаю. Загадочная это женщина, как и ее однофамилица Любовь Яровая, которая в известной пьесе доносила на собственного мужа. И одна героиня ее там спрашивает: «Люба, что вы над собой сделали?» Но ответа, понятное дело, не получает.
Дмитрий Быков // "Собеседник", №18, 18-24 мая 2016 года
Дм. Быков: Иосиф Бродский
— Бродский – это гениальный случай самовыражения человека, который заслужил вычеркивание его из истории. Это сознание позднего римлянина, для которого превыше всего стоит победа и наслаждение и для которого другой человек не существует в принципе. Это стихи поздне-римской статуи, той статуи, которую когда-нибудь отроют и даже выставят в Лувре, но выражение лица у нее при этом будет такое, что лучше бы ее не раскапывали.
— Почему же именно это сознание с такой невероятной силой приковывает к себе сегодняшнего почвенника? Именно почвенника, а не, например, либерала… Бродский перестал быть поэтом либералов.
— Бродский замечательный выразитель довольно гнусных чувств – зависти, ненависти, мстительности, принадлежности к какой-то большой корпорации, к народу… А с чувствами благородными у него не очень хорошо.
— Очень редко, очень немного у него стихов, в которых встречаются эмоции высшего порядка: сентиментальность, нежность, умиление, упоение, пусть даже собственными литературными возможностями.
— Мы потому его и любим, что он не требует от нас сверхусилия. Мы легко и охотно воспринимаем героя Бродского как своего. Нам это нравится, потому что жижица пельменная, о которой он пишет – это наш повседневный быт, злоба и зависть – это наша повседневность. Патриотический дискурс тоже любит в нас худшее –например, внезапные проявления агрессии и вседозволенность.
— Бродский – поэт чрезвычайно мрачного мировоззрения. Но вместе с тем, Бродский – это поэт соблазна. Это поэт тех слов, выражений, интонаций, которые заведомо привлекут наибольшее восхищение, причем наибольшее восхищение наиболее противных людей.
— Бродский - это поэт без основополагающего принципа. Вернее, основополагающий принцип тут только один. Кто-то скажет, что это сохранение достоинства, а я скажу, что это сохранение наибольшей риторической привлекательности. Он умеет так сказать и так сформулировать, чтобы обывателю было за что уважать себя. Потому что самые примитивные, самые низке инстинкты, самые гадкие желания и самые мерзкие намерения сформулированы с наибольшей риторической привлекательностью. А это как раз и есть основа патриотического дискурса. Потому что патриотический дискурс – это умение извлекать наслаждение из гнусностей, умение быть последним, а чувствовать себя первым.
(Из лекции Дмитрия Быкова «Бродский как поэт русского мира»)Ян7ис Стрейч отвечает на вопросы Дмитрия Быкова
Про то, что "Латвия была авангардом СССР, а стала провинцией Европы"
"Да, в России нас воспринимали как европейцев, а в Париже, в мещанских кругах, возможно, теперь воспринимают как русских. Но это стереотипы, никаким свободным Западом Прибалтика не была. Знаете, ходила поговорка: когда в Москве стригут ногти, в республиках рубят пальцы. Цензура тут старалась усерднее, чем в Москве. Рига и Латвия целиком были перенаселены военными. Каждый завод работал на военную промышленность, изготовляя детали черт знает кому. А где-то их собирали, и получалась или подводная лодка, или зенитная пушка".
"Мы не последние в нашем новом пространстве. Мы равные, постепенно Рига приобретает то же значение в Европе, какое имела в прошлом. Но в душе я тревожусь о будущем не только Европы, но и нашей христианской цивилизации вообще. В том числе России, ибо и вы принадлежите к этой цивилизации, много дали ей…"
Про абсурдность разговоров об оккупации и подсчета ущерба
"Что именно бред? Факт оккупации? Пустые споры о том, что всему миру известно? Успокойтесь, империя большевизма и русский народ — для меня разные вещи. Трагично, что эти понятия у вас срослись, как сиамские близнецы. И многие в России орут от боли, теряют разум и честь, когда кто-то хочет отделить грехи коммунистов от истинной сущности России. Жалеть, что Латвия вышла из СССР, что Союз развалился, может только человек, начисто лишенный памяти".
"Моего деда уничтожили "во глубине сибирских руд". Мою первую учительницу оторвали от четырех детей и отправили в Сибирь. Я вырос вместе с ее детьми у моей тети. В конце концов, мою маму в сорок седьмом угробил главврач города Даугавпилса, который на самом деле до войны был электриком. Партия поставила его на эту должность…"
Про слова Сокурова (в интервью Delfi) о том, что "Прибалтика свою свободу не завоевала"
"Я с такой же ответственностью могу заявить, что Россия не победила Наполеона. В Москве ему стало холодно, и он подался в Париж за шубой. Этак можно сказать, что и узники концлагерей не хотели свободы. Ведь не завоевали же? Ведь это их освободили, а не сами они свергли фашизм? Строй был насквозь гнилой и рухнул. И мы дружно помогли этому. Об этом говорят баррикады и погибшие на них, в том числе кинематографисты…"
Про то, что Германия не пережила фашизма
( Read more... )А. Невзоров: РПЦ уже получила черную метку. Но не заметила ее
Источник: http://sobesednik.ru/dmitriy-bykov/20151005-nevzorov-rpc-uzhe-poluchila-chernuyu-metku-no-ne-zametila-e
Источник: http://sobesednik.ru/dmitriy-bykov/20151005-nevzorov-rpc-uzhe-poluchila-chernuyu-metku-no-ne-zametila-e
Чрезвычайно жесткие высказывания Александра Невзорова – будь то пророчество о мрачной судьбе РПЦ после смены власти или весьма трезвая оценка князя Владимира (его, по мнению Невзорова, следовало бы называть Василием, ибо под этим именем он был крещен) – порождают, по сути, единственный вопрос: как это все Невзорову можно? Ведь для разоблачения православия он сделал больше, чем Pussy Riot, а между тем ему, кажется, ничто не угрожает. «Борюсь не с верой, а с церковной бюрократией»
Д.Б. – Скажите честно: у вас как у доверенного лица Владимира Путина есть верховная санкция на то, чтобы дать православию некоторый окорот? Вы многократно преступили все рамки...
А.Н.– В том-то и дело, что я ничего не преступал. РПЦ могла бы инициировать судебный процесс и убедиться в его полной юридической бесперспективности. Я бы даже, пожалуй, обрадовался такой возможности продемонстрировать им абсолютно корректную риторику. – Помилуйте. Они еще от отказа передать им Исаакиевский собор не отошли... – А вот тут Джон Сильвер простучал к ним своей деревяшкой и вручил черную метку, но они по обычной своей глупости этого не заметили.
Д.Б.– Значит, наверху есть недовольство и вы его транслируете?
А.Н. – Кто из нас может знать, что он транслирует? Что-то транслирует каждый, потому что люди сложно взаимодействуют и язык человеческий слишком беден, чтобы описать всю сложность этих процессов. Его бедность впервые стала очевидна, когда появилась квантовая механика. Мы не можем найти адекватные слова даже для тех процессов, которые уже умеем описывать математически. Где уж нам описать тончайшие флуктуации взаимопонимания, все эти уловленные сигналы...
Но какие-то сигналы я, безусловно, улавливаю: вопрос – из Кремля ли они исходят?
Что касается Исаакиевского собора. Наверху отлично понимают – и сами попы не особенно скрывают, – что собор им нужен исключительно для торговли сувенирами. Потому что возможность проводить свои ритуальные пляски у них уже есть, богослужения там происходят, под это дело оттуда убрали единственное, ради чего стоило бы терпеть этот чернильный прибор с позолоченной крышечкой, а именно маятник Фуко – изобретение полезное и наглядное.
( Read more... )
Дм. Быков: Россия снова не прошла испытания Нобелем...
Последний аргумент, кстати, дает некий простор для дискуссии, если бы критикам Алексиевич была интересна дискуссия: можно было бы напомнить им, что «Архипелаг ГУЛАГ» – опыт художественного исследования; что Майкл Мур получил каннскую золотую ветвь за «Фаренгейт 9/11», картину не столько даже документальную, сколько публицистическую; что Чехов больше всего сил и времени потратил на «Остров Сахалин», а к беллетристике, в том числе своей, относился скорее пренебрежительно. Новый журнализм в США – самое перспективное литературное направление шестидесятых-семидесятых, и роман Капоте «In Cool Blood» не перестал быть великой литературой от того, что написан как документальное расследование; вообще интересно, когда литература прибегает к журналистике, документалистике, расследованию.
Когда надо осмыслить то, что ни в какие рамки не укладывается и никакому фантазеру в голову не придет, мы зовем на помощь журналистику, фактологию: то, что писателю непонятно, принципиально непостижимо, может воплотить только «литература факта». И заметьте – изобрели ее у нас, так что нам бы гордиться. Короленко с его документальными расследованиями «Мултанское дело» и «Дело Бейлиса» был первым, кому выпало осмысливать фашизм – явление совершенно необъяснимое в просвещенной стране, в XIX и ХХ веках! Сергей Третьяков с его документальными романами – главный, наряду с Бриком, идеолог ЛЕФовского разворота к документалистике. Очеркистика Горького. Россия постоянно обращалась к документальной прозе – именно потому, что сталкивалась с явлениями слишком алогичными, которые нельзя было описывать в традиционной литературной технике – со всяким психологизмом, с переходом автора на позиции героя...
Как перейти на позицию палача? Маньяка? Доносчика? ХХ век создал такую реальность, перед которой литература пасует – надо быть Шаламовым, чтобы с ней справиться, и то он по преимуществу документалист, почти не выдумывает. Алесь Адамович был совершенно прав: когда пишешь о сожженных белорусских деревнях или блокаде Ленинграда, вымысел оскорбителен, авторские эмоции излишни. Пусть говорит реальность – она страшнее всякой антиутопии. И та литературная техника, в которой выполнены лучшие книги Адамовича и Алексиевич, – не только самый большой вклад белорусов в мировую культуру, но и единственно возможный ответ этой самой культуры на вызовы ХХ веке. Алексиевич – не единственная в мире документалистка. Но та иррациональность, которую она оп( Read more... )
Дмитрий Быков: Сам дурак ...
Я никогда еще не жил в обществе, где дураки составляют большинство, и это, надо сказать, совершенно новый, где-то даже революционный опыт.
Мне возразят, что так это всегда и было, что дураки всегда составляют девять десятых любого сообщества, и сам я про это писал, но я ведь никогда не имел в виду население в целом. Я говорю о той самой одной десятой, которая считается мыслящей частью общества: она читает, пишет, ходит в кино, следит за политикой и комментирует ее.
В разные времена Россия производила разные товары неодинакового качества: автоматы, танки, автомобили, искренних лоялистов, стукачей, диссидентов, эмигрантов (эта статья российского экспорта у нас особенно удачна), и все это куда-то двигалось, вертелось, вызывало живейший интерес.
Нынешняя Россия производит почти исключительно дураков, но в промышленных количествах, превышающих любой спрос. Эти дураки преобладают во всех сферах русской жизни, включая интеллектуальную.
В оппозиции они, кстати, тоже в большинстве, так что постоянные и однообразные претензии к этой самой оппозиции уже, надо сказать, несколько достали.
Еще по Белоруссии было ясно, что ситуация не может быть иной: где катастрофически вырождается власть, там дуреет и оппозиция. Если хотите другой оппозиции, с которой не стыдно солидаризироваться, – давайте для начала поменяем власть, но ведь этого вам не хочется. Тогда станет очевиден и собственный ваш идиотизм. Разве кто-нибудь, кроме идиота, может задавать вопрос, какая у вас позитивная программа, людям, которые убирают с дороги дохлую лошадь? Их позитивная программа заключается в том, чтобы не было дохлой лошади, а их спрашивают, зачем они рвутся во власть. Они никуда не рвутся, их функция гигиеническая, они просто немного чувствительнее к запаху дохлой лошади, вот и все; но объяснить этого они тоже не могут, будучи дураками. Чувствительность к запахам еще не означает ума.
Признаки дурака многообразны, но остановимся на сущностных.( Read more... )
Писатель Дм. Быков объясняет, чем обернется решение Владимира Путина засекретить военные потери
Это означает принципиально новое (хотя де-факто не такое уж новое) состояние России: она теперь находится в состоянии гибридной войны, причем не только с Украиной. Время наше не мирное, хоть и не совсем еще военное. Но на военное оно уже похоже больше. Это ведь примета войны – засекречивать потери. Тогда это по крайней мере объяснимо стратегическими интересами, хотя адмирал Ямамото и считал, что войну проигрывают, когда начинают лгать. Но адмирал Ямамото нам не указ – его сбили американцы, несерьезный был человек.
Практически все новости, приходящие в последние дни – обещанное размещение ядерного оружия в Крыму, детские военно-спортивные лагеря под лозунгом «Я гражданин и защитник великой страны», интенсивное строительство военной инфраструктуры в Арктике, – говорят о масштабной подготовке к переходу, образно выражаясь, на военное положение.
Конечно, это еще не война. Пока это лишь подготовка к новому режиму существования, когда пресекаются лишние разговоры, пропаганда переходит на визг и любой ропот приравнивается к измене Родине. Давно замечено, что военный психоз становится идеальным, а часто единственным способом отвлечься от внутренних проблем. С Новороссией, как признано уже и официально, пока не очень получилось – статус ДНР и ЛНР опять неясен; нужно нечто более победоносное, радикальное и по всем фронтам.
( Read more... )
Дм. Быков: Может ли Родина быть неправа? Может, естественно, если не наша ...
Родина-мать изменила стране. Надо привлечь ее так или этак. Душно ей, видишь ли, в тяжкой броне. Жалко ей, видишь ли, собственных деток. Самое время нашла изменить, в прошлом апреле спасая Украйну: стала фашистам в посольство звонить, слыша в маршрутке военную тайну! Флеминга Яна достойный сюжет — ехала там, услыхала случайно…
Наших солдат в «Новороссии» нет, это и есть наша главная тайна. Что же ты делаешь, Родина-мать! Время сажать тебя, честное слово: ты же должна семерых поднимать и одного, между прочим, грудного,— вырастить честно, в покорстве святом, гордо корябая ложкой по днищу, чтобы по первому зову потом всех их отдать на кровавую пищу.
Что ты себе позволяешь, страна, в будущем скором политкаторжанка? Это не игрища — это война. Ты хоть подумай, кого тебе жалко! Моду взяла — состраданье к сынам… Ты их укладывай в землю слоями! Ты говоришь — пожалела славян?
Это хохлы, а они не славяне.Тут и защитнички подняли вой: мол, не хотела бессмысленной бойни…
Тут не бывает бессмысленных войн! Все мы с рожденья — патроны в обойме, так что не надо, не надо мешать, вешать плакаты галерного краба… И не тебе же нахально решать, что тут бессмысленно, глупая баба! Что ты наглеешь — без чувства вины, без приношений к подножью кумира? Все тут бессмысленно, кроме войны.
Мира нам нет, кроме русского мира. Кто тут посмеет детей обнимать? Их приучают к пощечинам смалу. Наша седая, суровая мать мало похожа на добрую маму. Мы не гейропа, война — не комедь, наших сердец теплота не изъела.
Если тут станут кого-то жалеть, долго не думайте — это измена.
И вообще, если есть голова и в голове не совсем еще каша, — может ли Родина быть неправа? Может, естественно, если не наша. Сноуден смог пересечь Рубикон, словно отверженный Штатами демон: Родина там нарушала закон, он возмутился и правильно сделал. Был еще Дин, если помните, Рид: он возмущался войной во Вьетнаме. Знамя запачкано, он говорит. Выстирал знамя своими руками.
Были же честные люди порой! Но неужели я им уподоблюсь? Всякий боец против Штатов — герой, всякая ложь против Киева — доблесть, наша же Родина — вечно свята, вечно оправдана предков костями, даже внезапно меняя цвета, даже детей пожирая горстями: Родина выше законов и правд, пятен на совести, пятен на флаге ль…
Первый с нее улетел космонавт, первой она основала соцлагерь, первой она умудрилась сломать прежние правила, грозно заухав; первой она многодетную мать хочет сажать за трансляцию слухов… Родина-мать, ты дошла до черты, давши урок недвусмысленный прочим: бац! — изменила Отечеству ты, ибо Отечество хуже, чем отчим.
Вот и задумайся, гордый народ, долго ли киснуть тебе безучастным, коль на глазах происходит развод Родины-матери с папой-начальством. Родина-мать, от детей далеко, тщетно возводит глаза к поднебесью, и выгорает у ней молоко. Деток же кормят сомнительной смесью. Время детей от груди отнимать. И — поделюсь наблюденьем заветным — горе тебе, многодетная мать. Нынче гораздо спокойней бездетным.
О правде и лжи в путинской России.
Так бывало многократно. Когда Лужков призывал восстановить смертную казнь вкупе с памятником Дзержинскому (особенно впечатляло именно так, в комплексе). Когда Миронов предлагал разрешить лично Владимиру Владимировичу избираться в президенты трижды подряд. Когда Песков говорил, что освистывать Путина – это значит его приветствовать. В ответ раздавалось: не надо, жизнь дана Всевышним, конституцию под одного человека (даже великого гения) менять не полагается, часто показываемая физиономия может вконец достать… Общественность буквально отпадала, вдруг услышав какой-то странный адекват в монолитно спевшемся хоре N 6.
В четверг президентский куратор идеологии и внутренней политики Вячеслав Володин («российский Дину Матруш») сказал наконец без обиняков: «Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России». Чем спровоцировал шквал исторических ассоциаций и неполиткорректных вопросов. Кто-то вспомнил Людовика XIV: «Государство – это я» (что несправедливо, поскольку Король-Солнце никогда этого не говорил). Кто-то ограничился примерами из XX века: «Один народ, один рейх, один фюрер» (это отчасти ближе к истине: не стало фюрера – не стало рейха). Нашлись и такие, кто спросил: ну а как если что? в смысле, как тогда Володин – руки на себя наложит или без России проживёт?
Вражьим голосам прозвучал отпор. Нашёлся талантливый – во всяком случае, в молодости – публицист, взявшийся перевести безмозглый холуяж на язык как бы разума. Он даже намекнул, что тут не совсем о Путине речь. Наоборот, о Черчилле. В смысле, Путин – это Черчилль. Он необходим России-2014 как Черчилль Британии-1940. Иначе грядёт Гитлер, а он ведь хуже Черчилля-Путина. Типа, разумные люди предпочтут меньшее зло. Привычное для наших краёв рассуждение. Самая умная пропаганда путинизма: «От меня дорога только вниз. Я уйду и будет гитлерюгенд» (Д.Быков).
Картину нарушает одно: умный путинист забыл показать Гитлера. Вероятно, посчитал, что это излишне, всего и так видят. Яценюк, например, он же Кролик. Или Обама, который так боится нечаянно ударить, что устал и замахиваться. Или коты-леопольды Евросоюза – ребята, ну пожалуйста, давайте жить дружно. А что реальные фанаты Адольфа фанатеют теперь от Владимира, публицист не обязан знать. Не затем он бороду отращивал, чтобы мир познавать.
Конец дискуссии положил вчера президент Путин. На дискуссионном клубе «Валдай». В пятницу 24 октября. «Россия, конечно, обойдётся без таких, как я», – сказал единственный свет в володинском окошке. И общественность снова в отпаде: да он же нормальный человек! мы-то думали, все там вроде Володи, а оказывается, есть один…
Так благополучно завершился очередной казус кремлёвской сервильности. Но самое главное – пустяки всё это.
Не о том речь. См.: http://solidarizm.ru/txt/valvo.shtm
Дмитрий Быков: Грубоватое
У нас есть такая грубоватая шутка…
![]() |
Бабушка, бабушка, где твои яйца — главное в мире твоем? Знай: на дороге они не валяются и не сдаются внаем. Думаешь ты — никуда, мол, не денутся, все это бред и мечты… Помни: без них ты не только не дедушка — даже не бабушка ты!
Бабушка, бабушка, где твои органы?! В них твой оплот и покой. Чуть не оторваны, вечно оболганы, стиснуты вражьей рукой! Все бы расхищено было и отдано, коль не держать начеку два твоих внешних, но внутренних органа: НКВД и ЧеКу. Если от них ты откажешься взбалмошно, сразу же — полный привет. Есть эти органы — будет и бабушка. Нет их — и бабушки нет.
С ними тебе оставаться завещано. В страхе планета глядит, как ты колышешься, грозная женщина, пафосный гермафродит. Мать наша общая, бабушка с яйцами! Сплющен твой старенький дом — слева Европою, справа китайцами, сверху арктическим льдом. Ты и убогая, ты и обильная. Щедро залил тебя мрак. Только скомандовать можешь — «Люби меня!» — а улыбнуться никак.
Ты и столикая, ты и безликая, зыблется твой силуэт, много в тебе нефтегаза и никеля, а идентичности нет. Вечно проблемы с народом и денежкой. В полной готовности рать. Что тебе дать, чтобы стала ты дедушкой? Может быть, что-то убрать? Ты и не бабушка, ты и не дедушка, вечен твой внутренний бой, страшно подумать — куда-то ты денешься, что тебе сделать с собой? Бабушка, бабушка, где твои яйца? Ужасов много кругом, но почему-то они появляются лишь перед внешним врагом. Чуть же начальство объявится, рыкая, пообещает тюрьму, — ты, безъязыкая, ты, безъяикая, все подставляешь ему. Сызнова детское что-то и рабское твой заполняет объем. Снова не дедское что-то, а бабское слышится в визге твоем.
Кто-нибудь, кто получает пособие запросто в кассе Кремля, враз изготовится: бабушкофобия! Слушай, уймись уже, тля. Нас, невосторженных, кличут зазнайцами, — тщетно старается бес. Лучше уж быть пессимистами с яйцами, чем оптимистами без.