![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Прокл Диадох. Комментарий к "Тимею". Книга I / Пер. С.В. Месяц. - М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 2012. - 376 с.
Данное издание содержит перевод Книги I Комментария к «Тимею» Прокла Диадоха Ликийского, афинского неоплатоника V в. н. э. (412-485). Книга представляет собой построчный комментарий к драматическому зачину платоновского диалога Тимей (17а-27b), включающему в себя краткий пересказ диалога "Государство" и историю об Атлантиде. Определяя предмет Тимея как «всеобщее учение о природе», Прокл интерпретирует драматический зачин диалога как иносказательное повествование о причинах и устройстве физического космоса, которое предваряет научное рассмотрение природы ее образным и символическим описанием.В переводе предпринята попытка сохранить стилистические особенности греческого текста без ущерба для ясности его философского содержания и аргументации. Перевод дополнен развернутым рефератом, который позволит читателю лучше сориентироваться в структуре этого сочинения, а также подробными примечаниями, поясняющими основные категории и доктрины неоплатонизма.
Данное издание содержит перевод Книги I Комментария к «Тимею» Прокла Диадоха Ликийского, афинского неоплатоника V в. н. э. (412-485). Книга представляет собой построчный комментарий к драматическому зачину платоновского диалога Тимей (17а-27b), включающему в себя краткий пересказ диалога "Государство" и историю об Атлантиде. Определяя предмет Тимея как «всеобщее учение о природе», Прокл интерпретирует драматический зачин диалога как иносказательное повествование о причинах и устройстве физического космоса, которое предваряет научное рассмотрение природы ее образным и символическим описанием.В переводе предпринята попытка сохранить стилистические особенности греческого текста без ущерба для ясности его философского содержания и аргументации. Перевод дополнен развернутым рефератом, который позволит читателю лучше сориентироваться в структуре этого сочинения, а также подробными примечаниями, поясняющими основные категории и доктрины неоплатонизма.
Сократ и Платон ...
Aug. 29th, 2010 03:27 pmИмя Платон значит «широкий»: так прозвали его
в юности за ширину плеч и продолжали звать в
старости за широту ума. Он был из знатнейшего
афинского рода, предком его был Солон.
Смолоду он писал стихи; но однажды, когда он нёс в
театр только что сочинённую трагедию, он услышав
размышления Сократа, швырнул свою трагедию в огонь
и стал его самым преданным учеником. А когда афинская
народная власть казнила его учителя, он возненавидел
эту народную власть на всю жизнь.
Сократ никогда ничего не писал: он только думал
и разговаривал. Когда думаешь, то мысль твоя в
движении; а чтобы записать, её надо остановить.
Сократ не хотел останавливать свою мысль – за это он
и погиб. А Платон положил всю свою жизнь именно на
то, чтобы остановить мысль: пусть она изобразит нам
самое прекрасное, самое настоящее, самое лучшее,
мы это запишем. Мы это устроим, и дальше пусть
ничего не меняется: пусть начнётся вечность. Страх
перед безостановочностью мысли был в Платоне так
же силён, как и в ненавистных ему афинских судьях.
Как и все, он видел вокруг, что люди живут плохо,
и думал, какие нужно ввести порядки, чтобы жизнь
стала хороша раз и навсегда. Но начинал он свою
мысль очень издали
в юности за ширину плеч и продолжали звать в
старости за широту ума. Он был из знатнейшего
афинского рода, предком его был Солон.
Смолоду он писал стихи; но однажды, когда он нёс в
театр только что сочинённую трагедию, он услышав
размышления Сократа, швырнул свою трагедию в огонь
и стал его самым преданным учеником. А когда афинская
народная власть казнила его учителя, он возненавидел
эту народную власть на всю жизнь.
Сократ никогда ничего не писал: он только думал
и разговаривал. Когда думаешь, то мысль твоя в
движении; а чтобы записать, её надо остановить.
Сократ не хотел останавливать свою мысль – за это он
и погиб. А Платон положил всю свою жизнь именно на
то, чтобы остановить мысль: пусть она изобразит нам
самое прекрасное, самое настоящее, самое лучшее,
мы это запишем. Мы это устроим, и дальше пусть
ничего не меняется: пусть начнётся вечность. Страх
перед безостановочностью мысли был в Платоне так
же силён, как и в ненавистных ему афинских судьях.
Как и все, он видел вокруг, что люди живут плохо,
и думал, какие нужно ввести порядки, чтобы жизнь
стала хороша раз и навсегда. Но начинал он свою
мысль очень издали
