al391

Борис Львович Васильев родился 21 мая 1924 года в Смоленске. В семье кадрового офицера царской, впоследствии - Красной и Советской армии). Мать - Алексеева Елена Николаевна из старинного дворянского рода, связанного с именами Пушкина и Толстого, с общественным движением XIX века.

Борис Васильев ушел на фронт после окончания 9 класса, добровольцем. Пришлось выходить из окружения, окончил пулемётную школу, служил в гвардейской воздушно-десантной дивизии. Мальчишкам, родившимся в год смерти Ленина, суждено было почти всем сложить свои головы на войне. В живых их осталось только 3%, и Борис Васильев чудом оказался среди них. Уволился из армии в 1954 году в звании инженер-капитана. В рапорте назвал причиной своего решения желание заниматься литературой.

Первые его литературные произведения часто запрещали к печати и постановке на сцене, ему приходилось писать ради заработка, например, а сценарии для телепередачи КВН. Наконец в 1969 году в «Юности» была напечатана повесть «А зори здесь тихие…». "Зори..." многократно переиздавались и переиздаются вплоть до нынешнего дня, претерпели множественные музыкальные и сценические интерпретации, по ним был снят в 1972 году одноименный фильм, удостоенный многих премий и наград.

Дальше стало легче печататься… Вышли книги Васильева "Иванов катер", "Самый последний день" (1970), "Не стреляйте белых лебедей" (1973), "В списках не значился" (1974), "Были и небыли" (1977-1980), "Встречный бой" (1979), "Кажется, со мной пойдут в разведку" (1980), "Летят мои кони" (1982), "Завтра была война" (1984), "Суд да дело" (1987), "Вам привет от бабы Леры" (1988), "Капля за каплей", "Вещий Олег" (1996), "Князь Ярослав и его сыновья", "Утоли моя печали", "Дом, который построил дед" (1997), "Скобелев", "Глухомань" (2001), "Картежник и бретер, игрок и дуэлянт" (2002). О чем бы ни писал Борис Васильев, масштаб личности писателя, уровень его мышления и таланта придают каждой строке широкое общечеловеческое звучание, вызывая у читателей благодарный отклик и чувство гордости за возможность причислить себя к его современникам. По сценариям и книгам Б.Л. Васильева снято 15 кинофильмов: "Очередной рейс" (1958), "Длинный день" (1961), "След в океане" (1964), "Королевская регата" (1966), "На пути в Берлин" (1969), "Офицеры" (1971), "А зори здесь тихие" (1972), "Иванов катер" (1972), "Аты-баты, шли солдаты..." (1976), "Подсудимый" (1985), "По зову сердца" (1986), "Наездники" (1987), "Завтра была война" (1987) , "Вы чье, старичье?" (1988), "Я - русский солдат" (1995)

Б. Васильев принимал большое участие в общественной жизни страны: он депутат I Съезда народных депутатов СССР, член Комиссии съезда по расследованию событий 1989 года в Тбилиси. В том же году он выходит из КПСС, в которой состоял с 1952 года. Однако довольно скоро оставляет политику, считая, что писатель должен заниматься своим прямым делом. Но в 2002 году вновь оказывается общественно востребованным - становится членом Комиссии при Президенте Российской Федерации по правам человека.

Мир  праху твоему, русский человек и писатель.......

50 лет назад, 18 ноября 1962 года, напоминаетavmalgin, вышел номер журнала "Новый мир" с рассказом Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича" (правда, в журнале он был назван повестью). Это была первая публикация 44-летнего писателя. На следующий день, 19 ноября, 2.000 экземпляров "Нового мира" были отправлены в Кремль. Они были розданы участникам очередного пленума ЦК КПСС, а также всему центральному аппарату партии. Первоначальный тираж журнала составил 96.900 экземпляров, но по распоряжению Н.С.Хрущева допечатали еще 25.000. Через месяц Солженицына приняли в члены Союза писателей, и одновременно вышла "Роман-газета" с "Одним днем" - тиражом еще 700.000. Следом последовала книга в издательстве "Советский писатель" - еще 100.000 тиража.

В 1971 году началось изъятие всех этих изданий из библиотек. В январе 1974 года рассказ был окончательно запрещен Главлитом. Следующее издание "Одного дня Ивана Денисовича" вышло в СССР только в 1990 году.

На захватанных, плохо отштукатуренных стенах – выбоины, подозрительно смахивающие на дырки от пуль. Кажется, здесь кого-то расстреливали. Грубые, неотшлифованные плиты пола, плохо отмытые… После чего? На маленьких оконцах – решетки. Иисус на иконах – явно в лагерном бушлате, с номером на груди, и терновый венец сплетен из такой знакомой нам колючей проволоки… А Мария, «член семьи изменника родины» (ЧСИР), смотрит особенно безнадежно на свое дитя, как будто ожидая, что сейчас его вырвут у нее из рук, чтобы увезти в детприемник или в спецдетдом, как Юльку, дочь Маши из повести В. Гроссмана «Все течет», а ее саму отправят на этап до Колымы.
По этому приделу бродят великие, скорбные тени А. Солженицына, А. Платонова, В. Шаламова. Здесь же и наш следующий жрец Искусства, хранитель Кастальского ключа – Василий Гроссман. Мир выцвел, никакого спектра, ни один охотник не желает знать, где сидят фазаны. Три краски: черная, серая, белая (редко-редко промелькнет белая ворона да белеет смертельно сибирский, соловецкий, колымский снег).

Все критики говорят, что Гроссман творил в стиле Льва Толстого. Но прозрачный, назидательный, резонерский реализм Толстого раздражает и в «Войне и мире», и в «Воскресении», потому что пишет он о яркой, благополучной, цветной жизни, из которой никак не вытекает его постная, идеологическая, социалистическая (а значит, предтоталитарная) мораль.
А Гроссман приложил эту классическую толстовскую ясность к фильму ужасов семидесяти последних лет ХХ столетия. И ничего, что могло бы смягчить удар, – ни оруэлловской мифической Океании, ни платоновских фантастических котлованов и чевенгуров, ни лафонтеновского дизайна оруэлловской же «Фермы животных»: куры, свиньи, осел, конь, овцы… Нет булгаковского чувства юмора, нет томительно-прекрасной пастернаковской природы из «Доктора Живаго». Читателю не подстилают соломки, и он разбивается вдребезги между молотом – огромным, первобытным, мощным талантом Гроссмана – и наковальней – жуткой советско-гитлеровской реальностью Второй мировой войны и того, что было «до», и того, что настало «после». В этом нашем уголке Храма обитают не просто писатели и поэты, а новомученики российские, и Христос в лагерном бушлате давно причислил их к лику своих святых.

Родители Гроссмана познакомились в Италии. Его бедовый отец, Соломон Иосифович (Семен Осипович), увел мать (Екатерину Савельевну Витис) от мужа. Старший Гроссман учился в Бернском университете, стал инженером-химиком, а происходил он из богатого бессарабского купеческого рода. Екатерина Савельевна была отпрыском такого же богатого одесского семейства, училась во Франции, преподавала французский язык. Словом, жили они как «белые люди», да простят мне афроамериканцы этот советский фольклор. Жили они в Бердичеве, исповедовали гуманизм и атеизм пополам со скептицизмом, и 12 декабря 1905 года у них родился сын Иосиф. Иося быстро превратился в Васю, так няне было проще. И рос он в родителей –космополитом. Двенадцать лет счастливой жизни: елки, игрушки, сласти, кружевные воротнички, гувернантка, бархатные костюмчики. Полицмейстер приходил поздравлять с Пасхой и Рождеством, получал «синенькую» (5 рублей) и бутылку коньяка и благодарил барина и барыню. Мальчик никогда не слышал слово «жид». Погромов в Бердичеве вовсе не было, слишком велико было еврейское население (полгорода), погромщиков самих бы разгромили к черту. А потом «сон золотой»